Эмигранты: Магда Нахман в Германии

Осенью 1922 года Магда и Ачария обосновались в Берлине[1]. В начале 1920-х годов Берлин и в особенности городские районы Шарлоттенбург и Тиргартен были наводнены русскими, бежавшими от большевистской революции, красного террора и гражданской войны. Шарлоттенбург даже приобрел красноречивое название «Шарлоттенград». Вот как композитор Николай Набоков (двоюродный брат Владимира Набокова), приехавший в Берлин весной 1921 года, пишет о жизни эмигрантов: «Они жили в дешевых пансионах, гостиничках, меблированных комнатах и квартирах или, в некоторых редких случаях, на роскошных виллах в Тиргартене и Грюневальде. Но русские беженцы ни в коем случае не были скромной, напуганной толпой, которая дрожала и трепетала во враждебной обстановке. Казалось, что они захватили Берлин и превратили его в русский лагерь... Центр Западного Берлина, от Виттенбергской площади, мимо Гедехтнискирхе и вниз по Курфюрстендамму, казалось, сдался русским [2] . Русские газеты, русские издательства, русские театры и художественные галереи, русские рестораны и магазины умножались и конкурировали друг с другом. Как пишет Владимир Набоков о Берлине того времени, увиденного героем его романа "Подвиг", «…пожалуй самым неожиданным в этом новом, широко расползавшемся Берлине… самым неожиданным в нем была та развязная, громкоголосая Россия, которая тараторила повсюду — в трамваях, на углах, в магазинах, на балконах домов» ^[3] .

К моменту прибытия Магды и ее мужа в Берлин русские эмигранты составляли около двадцати процентов от двух миллионов жителей города. Берлин привлекал своей сравнительной близостью к России, низкой стоимостью жизни и относительной легкостью, с которой можно было получить немецкую въездную визу и вид на жительство. К тому же Ачария и раньше жил в Берлине. У него остались там связи среди индийских политических эмигрантов.

Магда начала делать зарисовки сразу по приезде в Берлин, о чем Ачария сообщил в своем первом письме из Германии своему другу и коллеге Игорю Рейснеру [1] . Судя по всему, в этот период она много работала: делала рисунки зверей в Берлинском зоопарке, оформляла книги, писала портреты и натюрморты. Большинство работ этого времени исчезло бесследно.

Поскольку англичане считали Ачарию опасным индийским националистом, ведущим подрывную деятельность, за ним была установлена слежка, благодаря чему сохранилась документация о повседневной жизни четы. Из документов, собранных службой разведки Великобритании, становится понятным, как тяжело жилось Магде и ее мужу. Говоря о скудности доходов Ачарии, отмечается, что «его жена зарабатывает немного живописью» [2]. Искусство много денег не приносило. Лишения, испытанные Магдой в России, продолжались. Тем не менее она не оставляла кисти.

Берлин был наводнен русскими художниками: Малевич и Эль Лисицкий, Кандинский и Родченко, Наум Габо и его брат Антон Певзнер, Иван Пуни и Ксения Богуславская — список можно продолжить на сотни имен. Найти место в таком тесном сообществе было нелегко. Тем не менее у Магды успешно прошла персональная выставка. Она состоялась осенью 1928 года в галерее Дж. Каспар. Положительную рецензию на нее дал Владимир Набоков в газете «Руль» (1 ноября, 1928): «Человек, у которого есть чувство красок, счастлив в счастливом мире, где проливной дождь — не предвестник насморка, а прекрасный перелив на асфальте, и где на ничтожнейшем предмете обихода горит обольстительный блик. У г-жи Нахман-Ачария это чувство есть, и она умеет им пользоваться полностью. Мне особенно понравились две натюр-морт: прозрачного стекла бутыль, вся пронизанная светом, и гроздь синего винограда, подернутого драгоценной поволокой. Превосходны также некоторые портреты, — женщина в черной косынке на фоне северного ландшафта, дымчато-зеленый толстолицый Будда, худой индус в профиль. Очень приятная выставка, лишний раз доказывающая, как высоко стоит русская живопись» [3] . К сожалению, нам не удалось найти ни одной картины, упомянутой Набоковым.

В 1929 году Магда участвовала в групповой выставке в галерее Amsler & Ruthardt. Выставка была организована Обществом по изучению Восточной Европы (Deutsche Gesellschaft für Osteuropakunde), созданным в Германии в 1913 году. Краткий благоприятный обзор появился в выпуске газеты «Руль» за 10 мая 1929 года. В нем анонимный рецензент дал похвальный отзыв об участниках выставки, включая Магду: «Некоторые пастели госпожи Нахман приятны (особенно ее «Двор»). Но картины и с этой выставки пропали.

В Берлине через свою знакомою — Анну Фейген, петербургскую консерваторку, двоюродную сестру и ближайшую подругу Веры Набоковой, — Магда близко познакомилась с семьей Набоковых, которые делили берлинскую квартиру с Анной. Первый биограф Набокова, Эндрю Филд, со слов писателя, называет Магду Нахман «другом семьи»: «Набоковы говорили мне о ней как о чрезвычайно чутком человеке»[2]. В 1933 году она сделала пастельные портреты Владимира, Веры и матери Владимира Елены Ивановны. Вот как А. Филд описывает портрет Набокова: «Портрет имеет две яркие особенности. Набоков, не только потому, что его волосы откинуты назад и лежат очень близко к голове, кажется влажным на картине, как будто он только что вышел из воды. Это, конечно, вопрос стиля, и в других индийских картинах [Нахман], которые я видел, можно наблюдать ту же застенчивость или некую неловкость ее моделей. Такой стиль вполне подходит характеру Набокова. Другая особенность вытекает из самой личности Набоков: он смотрит на нас с картины не только как человек, который точно знает, кто он и что он может сделать, но также и то, что он уже сделал. Он еще молод, но он обладает особой верой в себя. Снимки этого периода, в основном с покатыми плечами и терпеливой улыбкой, не схватывают этого качества его личности с такой отчетливостью, как это делает работа Магды Нахман-Ачарии[3]». На самом деле Набоков здесь, как и Цветаева на своем портрете, не смотрит на зрителя. С легкой улыбкой на губах он, кажется, скорее смотрит в себя и в будущее:

Сохранилась только фотография этого портрета. Уезжая из Парижа в Америку в 1940 году, Набоковы оставили свои бумаги и картины у Ильи Фондаминского. После ареста и гибели Фондаминского в 1942 весь его архив исчез. Спустя много лет Вера Набокова дала объявление в газету «Русская мысль» в Париже, надеясь разыскать портрет своего мужа работы Магды — это был один из двух живописных портретов писателя, сделанный в период его европейской эмиграции (второй был написан учителем Магды Мстиславом Добужинским): «Собираю работы Магды Нахман-Ачариа (пастель, масло, карандаш). К предложениям прилагать описание и по возможности снимок. Отв. в редакцию «Русской Мысли». <29 января, 1971> Ответа не последовало. Судя по этому объявлению, Набоковы могли иметь в своем распоряжении не только три пастельных портрета, но и работы Магды, выполненные маслом и карандашом. 16 сентября 1976 года в «Русской мысли» появилось объявление от имени самого писателя: «Владимир Владимирович Набоков разыскивает три портрета его самого, его матери и жены, работы художницы Магды Нахман-Ачария. Все три портрета написаны пастелью, приблизительный размер 50 х 60 см. Портреты находились в подвале квартиры И.М. Фондаминского и исчезли во время оккупации 1940 и 1942 гг. Писать в «Русскую мысль». Судьба семейных портретов Набоковых была такой же, как и многих других произведений Магды: они исчезли.

В письме от 11 мая 1971 года редактору «МакГроу-Хилл», где готовился к печати роман Набокова Glory (английский вариант романа «Подвиг», 1932), Вера Набокова писала: «Посылаю Вам глянцевую фотографию портрета (пастель) моего мужа работы Магды Нахман-Ачарии. Он был написан в 1933 году в Берлине. Муж считает, что было бы неплохо использовать его на суперобложке романа Glory, который был написан несколькими годами раньше. Сходство превосходное, портрет никогда раньше не публиковался. Вот, что ВН просит меня сказать Вам. Еще он хочет, чтобы я добавила, что ухо слишком большое. Портрет был потерян во время немецкой оккупации Парижа, и наши усилия по его поиску до сих пор были бесплодными». Письмо Веры Набоковой, © 1971 Вера Набокова, права предоставлены The Wylie Agency LLC.
Помещая свой портрет и имя Магды на суперобложке своего романа, Набоков отдает дань уважения художнику, который, как и автор романа и его герой, не позволил судьбе подавить себя.

Хотя мать Магды происходила из русских немцев и все дети Нахман были крещены и воспитаны в лютеранской вере, ее отец был еврей, не перешедший в христианство. В России религиозная принадлежность отца никак не отражалась на жизни и окружении Магды. В Берлине положение было иным. Здесь Магда познакомилась с гораздо большим количеством евреев, чем она знала в России. В 1923 году они составляли около одной четверти из примерно 360 тысяч русских эмигрантов в Германии, большинство из которых жили в Берлине. Многие из них занимали видные места в различных сферах эмигрантской жизни. Среди них были врачи, банкиры, юристы, ученые, издатели, писатели, поэты и художники, многие из которых имели контакты с немецкими евреями. Поэтому неудивительно, что Магда принимала участие в иллюстрировании Еврейских календарей для детей и молодежи: Jüdischer Kinderкalender (1928–1929) и Jüdischer Jugendkalender (1930–1931). В них входили стихи, пьесы и рассказы, а также еврейский календарь, иллюстрированный еврейскими художниками. Календари были выпущены берлинским издательством Jüdischer Verlag, среди основателей которого были такие знаменитости, как Мартин Бубер и Хаим Вейцман. В выпусках за 1928/1929 и 1930/1931 годы — четыре рассказа, проиллюстрированные Магдой.

Магда Нахман
Иллюстрации к рассказу "Es sight aus wie Recht, ist aber keins"

Магда Нахман
Иллюстрации к рассказу "Aus dem Tagen des Schinderhannes"

После прихода Гитлера к власти оставаться в Германии и для Магды, и для темнокожего тамила Ачарии стало небезопасно. Еще в 1926 году Ачария начал хлопотать о британском паспорте, чтобы урегулировать свое положение беженца без гражданства и иметь право работать. Но тогда речь шла только о возможности работать в странах Европы. Теперь Ачария решил попробовать вернуться на родину в Индию, что оказалось непросто. Хотя он давно отошел от подрывной деятельности, на родине он считался опасным националистом и подлежал аресту за свое революционное прошлое. Борьба Ачарии за право стать свободным гражданином Индии продолжалась до середины 1934 года. В январе 1934 года Ачария и Магда получили британские паспорта, которые дали им возможность уехать в Швейцарию, где жила с семьей старшая сестра Магды, Адель. Через некоторое время Ачарии было разрешено поселиться в Индии при условии отказа от всякой политической деятельности. В 1935 году он отплыл из Генуи в Мадрас. Магда осталась в Швейцарии еще на год. Сохранилось несколько фотографий, присланных Ачарией в Швейцарию:

Уезжая в Индию в 1936 году, Магда оставила несколько картин сестре для продажи. Сохранилась одна из них.

Адель посылала деньги, вырученные от продажи, и писала письма сестре. Несколько из них сохранилось. В них — чувство обреченности и отчаяния: «Судьба Финляндии меня огорчает. Мы там провели столько счастливых летних месяцев. Так сказать, все детство там прошло. Никто им не помогает, a одни они должны проиграть войну. У меня такое чувство, что весь мир собирается рухнуть. Что останется? Ну пока что, сестричка, надеюсь продам картину или две» (20 февраля 1940 г.). В этом же письме Адель поздравляет Магду с наградой, присвоенной ей Бомбейским художественным обществом, за картину «Красная шаль». 22 июля 1941 года Адель пишет: «Что в России творится? В какое время мы попали!»

[1] С этого времени Магда часто подписывалась Нахман-Ачария. Письма друзей также адресованы Магде Ачария. В русском написании имени Ачария есть разночтения: иногда Ачарья или Ачарьа или Ачариа. Также и в немецком написании есть несколько вариантов.
[2] Николай Набоков. Bagázh: Memoirs of a Russian Cosmopolitan, Нью-Йорк: Атенеум, 1975. С. 119. Перевод Л.Б.
[3] Владимир Набоков. "Подвиг" 1932, глава XXXII.
[4] Британская библиотека, IOR: L/P&G/12/174/0013.
[5] «Выставка М. Нахман-Ачария. Галерея Каспер». «Руль», 1 ноября, 1928, С. 4.
[6] Набоков сказал это в интервью со своим биографом А. Филдом. Andrew Field, Nabokov: His Life in Part, London: Hamish Hamilton, 1977, 187. Перевод Л.Б.
[7] А. Филд, Ibid., 187–188. Перевод Л.Б.